Описание:

Трир проклятье чичероне.

В работе каждого чичероне рано или поздно наступает тот сладостный момент, когда он остается один. Отпуская своих подопечных, он незаметно ныряет в темный переулок, пыльными задворками и узкими лишь ему известными улочками, он уходит все дальше в свое любимое и не примечательное для праздного туриста место. Маленькое прокуренное кафе. Вернее прокуренным оно было раньше, до того как был введен дурацкий запрет на курение. Теперь же воздух над барной стойкой был отвратительно чист, что лишало бар его особого очарования. Маленькие угловые кнайпы должны быть прокуренными. В них есть, что-то от романов Ремарка, так же пропитанных табачным дымом, запахом коньяка и смыслом жизни. Здесь на потертом хокере за чашкой плохого кофе, чичероне может поразмышлять о том, что он увидел сегодня. Интереснее городов, могут быть только люди впервые в них оказавшиеся. Что-то остается для них без внимания, что-то, принимается к сведению, а что-то вызывает самое лучшее человеческое чувство- интерес. Путешественники смотрят на то, о чем рассказывает чичероне, а чичероне смотрит на них. Вот пожилой мужчина, в сером тщательно выглаженном костюме, все еще красивое лицо, безжалостно изрезанно морщинами, а седина уже одержала полную победу, над некогда черной копной волос. Несмотря на возраст, в нем все еще чувствовалось молчаливое ровное дыхание силы. Он как то по особенному смотрел на городские ворота. Северные врата, поражают многих. Могучая твердыня, построенная из некогда светлого песчаника, своими сумрачными галереями, и сегодня следит за беспечным городом. Римские Марсовы ворота, отражение величия самой могущественной империи в Истории Европы. Время разрушило все, что когда-то окружало их и даже сам смысл их существования, но от самих ворот вынужденно было отступить, оставив лишь черную копать, на толстых испещренных стенах, фронтонах, и пилястрах. Porta Nigra- Черные врата продолжают охраняют Трир, как седой ветеран, слишком старый, что бы принять изменившийся мир, и слишком, верный, что бы отказаться от своего долга. Возможно, этот пожилой мужчина, увидел, что-то родное, в потемневших античных арках. Время окрасило его черные волосы, серебром, а светлые камни ворот, черной сажей.

Симеонштрассе, мощеная пешеходная улица, упирающаяся в Городскую рыночную площадь. Странно, что именно эта площадь так привлекла, вечно усталую женщину, средних лет, в дорогом пальто и сапогах на узких высоких каблуках, постоянно застревающих, в расселинах мостовой. Тягость, от всего происходящего так явно написанная на ее лице, вдруг сменилась, странной, чем-то даже привлекательной задумчивостью. И вправду удивительно, центральная площадь обрамленная настоящим парадом зданий, всех стилей и эпох. Барокко, Фахверк, Модерн, Готика, при этом сохранившая в себе то чем она была всегда - рыночной площадью. Среди всего этого архитектурного великолепия, раскинулся базар. Рынок, такой же, каким он и был тысячу лет назад. Два три раза в неделю, крестьяне с окрестных деревень съезжаются в Город, и здесь в самом его центре продают свой товар. Женщину, безусловно, поразил не архитектурный ансамбль, а многовековая традиция, с которой ей посчастливилось соприкоснуться. Подобно парфюмерам Граса, которые добывают эссенцию из лавандовых лепестков, таким образом, сохраняя в стеклянных флаконах благоухание цветка. Европейцы научились, извлекать традиции, как квинтэссенцию истории, и уносить их собой в будущее, уже не думая о прошлом, но оставляя с ним прочную и не разрывную связь. Возможно, в этом и заключается успех и благополучие Европейский цивилизации. Не доходя до площади, есть небольшая арка, ведущая в темную будто бы покинутую улицу. Парою кажется, что тишина, случайно заглянувшая в этот переулок, никак не может выбраться из него. Над аркой есть надпись «Judengasse“. Это еврейский квартал древнейшего города Германии. Все кто бы они небыли, всегда, молча, слушают рассказ об этом месте, ставшем памятником самому себе. С 1940 года, здесь нет евреев, лишь названия на поржавевших вывесках сохранили в себе слова Идиша. Только ветер единственный завсегдатай на этой улице. Кажется что он, гоняя по разбитой мостовой обрывки газет, тихо перешептывается с обветшалыми домами, вспоминая некогда бурлившую здесь жизнь. Две молодые девушки, чье воркование, стало уже привычным фоном, таким же, как рев моторов, или обрывки песен, долетающих из переполненных кафе, вдруг замолчали. Опытные туристки, ставящие галочки на карте мира, и делающие две три небрежные фотографии очередного объекта, вдруг молча устремили взоры, на грузные башни кафедрального собора. В Трирском соборе, нет богатого убранства Итальянских храмов, в нем нет величественной патетики Готических шедевров Амьена или Кельна. Нет пугающих горгулий, каскада скульптур и барельефов, он много старше всего этого. Он светел и искренен. Это не епископ, в расшитых золотом одеяниях и тиаре инкрустированной драгоценными камнями. Нет, он похож на библейского святого, в грубой мешковатой одежде, с сучковатым посохом, и добрыми улыбающимися глазами, при этом у него могучий стан, широкая грудь, и все еще сильные руки, способные защитить тех, кого он любит. Молодые девушки так прониклись к этому храму. Будто бы после стольких виденных ими фокусников, они вдруг встретили настоящего волшебника.

Мужчина с красноватым напыщенным лицом титулярного советника, одобряюще прицыкнул языком, увидев Базилику. Кому, как ни чиновнику, понять грандиозность замысла императора Константина. Базилика – крупнейшее однокомнатное строение античности. Уже из далека можно увидеть идеально ровную римскую кладку, бурого кирпича. Это здание служило тронным залом, величайшему Императору Рима. Кода-то базилику, покрывал белоснежный мрамор, стены были расписаны фресками, и мозаиками, отражая богатство империи в каждом уголке, тронного зала. Все это было создано с единой лишь целью, показать восточным варварам, величие и мощь Августа. Задумка, безусловно, удалась. И сейчас мы, потомки тех самых варваров, зачарованно смотрим, на высокие своды, базилики, готовые даже сегодня склонить колени, пред давно отсутствующим троном. «Nos esse quasi nanos, gigantium humeris insidentes»* здесь слова Бернарда Шартрского обретают свой истинный смысл.

Проклятье чичероне залучается в том, что декорации на его сцене повторяются слишком часто. Счастье же чичероне заключается в том, что пьесы на его сцене не повторяются никогда.

* Мы всего лишь карлики, сидящие на плечах гигантов


Комментировать